ПРОКЛЯТЫЙ ВОСЬМОЙ

Уже совсем скоро улицы нашего города заполнятся голосами школьников, спешащих и дружно шагающих в свои классы. День знаний ознаменует очередной этап их ученической жизни. Приближающееся первое сентября, которое даст старт новому учебному году, навеяло нашему постоянному автору воспоминания о его непростой дороге к знаниям.

 У многих народов в сказаниях и поверьях есть проклятые  числа, и  «народная мудрость»  решительно советует их избегать. Заклятие числа «тринадцать» общеизвестно. В некоторых городах мира нет домов с таким номером. Правда, встречаются индивидуумы, кого «греет»  тринадцать. Для меня такой заколдованной  цифрой  стала «восьмерка».  Именно восьмой класс средней школы оказался непреодолимым.

На военную службу меня призвали как раз из восьмого класса  школы рабочей молодежи (ШРМ). В послевоенные годы  нас, рабочих парней и девушек, собралось там немногим меньше, чем  учеников в дневной.  И многие учились яростно, пытаясь наверстать упущенное  за время войны.  У каждого имелись свои возможности дневной подготовки к вечерним занятиям. У меня они были, пока работал машинистом-дизелистом  на электростанции.  Рядом с работающим двигателем всегда лежали  чуть засаленные учебник и тетрадь. Однако работа была трехсменная, и приходилось пропускать неделю занятий. Перешел работать слесарем на сдельную оплату труда, и к верстаку  был привязан весь день, когда и подумать об учебе некогда. Все мои сомнения разрешил военкомат. Военный состав из товарных вагонов повез нас на Дальний Восток. Предстояло служить  на Тихоокеанском флоте.  Там быстро ра-зобрались с моей гражданской работой и отправили в школу корабельных  мотористов.  После ее окончания я угодил в дивизию торпедных катеров, она базировалась  в бухте, в восьми километрах от последней окраины  Владивостока.         многих народов в сказаниях и поверьях есть проклятые  числа, и  «народная мудрость»  решительно советует их избегать. Заклятие числа «тринадцать» общеизвестно. В некоторых городах мира нет домов с таким номером. Правда, встречаются индивидуумы, кого «греет»  тринадцать. Для меня такой заколдованной  цифрой  стала «восьмерка».  Именно восьмой класс средней школы оказался непреодолимым.

Все военные специальности на кораблях  технически сложные.  Для их освоения нужны систематическая учеба и  практика: тренировки у причала  и походы в море с конкретными заданиями.  И необходимо время, хорошо бы пару лет или, точнее, пару морских кампаний. Мне повезло,  моими учителями были  великолепные  военные  инженеры, выпускники лучшего в стране инженерного вуза Ленинградского  высшего военно-морского училища имени Ф. Дзержинского.  Мы,  малограмотные мальчишки,  в общем и техническом смыслах, без особого понукания осваивали  незнакомые пока науки.  И когда через пару лет огляделись, то обнаружили себя на штатных и оплачиваемых, пусть скромно, должностях и свою необходимость флоту. В нас проявилось чувство собственного достоинства  и способности диагностики и прогнозирования в любой служебной и бытовой ситуациях. Для мужика вообще, а для молодого в частности, это  весомая составляющая смысла жизни.

Так получилось, что в дивизионе нас подобралась группа парней, кто думал о  своем высшем образовании, а это значило, что нужно вначале осилить среднюю школу.  Мы разведали, не велик секрет, что на окраине Владивостока,  у последней трамвайной остановки Луговая, есть школа рабочей молодежи. Туда доехать можно на редком автобусе или железнодорожный дрезине, но назад ночью — только пешком.  Для двадцатилетних парней, да одержимых идеей, восемь километров — не расстояние, прогулка...

Однако для этого нужно было, прежде всего, получить разрешение командования. Ведь это систематическое увольнение из воинской части. Командиры нас внимательно и беспристрастно оглядели, учли нашу безупречную службу и разрешили. Трудно и грешно не сказать:  командиры той поры были нам как отцы.  Круглосуточная забота о каждом: безопасность, сытость, в форме по погоде, отдых и  отпуска.  И, конечно, напоминание: в школу только, когда корабли  у причала, а мы свободны от других служб.  Нам этого было достаточно.

Когда первый раз собрался на  оформление ученичества, старшина катера мичман С. Самборский благословил и сказал, что с этим проблем не будет. Директор школы в войну  служил в бригаде торпедных катеров химиком и примет обязательно. Директор оказался  длинной сухой воблой со щучьим выражением лица.  Он мельком глянул в мое заявление и сказал, что мест нет.  Восьмой класс переполнен  вдвое, а может и втрое. И предложил пойти и убедится. Это было так.  На крохотных партах теснились по трое учеников, иногда и стояли. Когда я появился, ко мне подошел староста-матрос и другие морячки.  Поделился с ними своей неудачей, на что староста сказал: «Да пошел он. Приходи. Я тебя впишу в журнал по всем предметам, кроме физики. Ее ведет сам директор».

А-а… Была не была… И я пошел в школу, хорошо понимая, что для меня главным предметом стала физика. Нашли место — в середине матросской ватаги,  и когда впервые при мне вошел в класс директор, он только мельком глянул на меня, но выгонять не стал.  Бывший моряк знал цену матросской спайки и у него были иные возможности выставить меня за порог. И тут началась наша скрытая война.

Как учил нас добрый гений — инженер-механик дивизиона, тогда только капитан-лейтенант, Николай Александрович Петров:  в любом деле важно найти главное звено. И если им овладеть, все остальное само покатиться. Я выбрал методику подготовки как гарант  деловой и учебной пригодности.  На рабочей форменке матроса один нагрудный карман. По  его размеру нарезал листки  из ватмана и на них перенес всю физику и математику. Другие предметы осваивал с лету.  Я не расставался с физикой ни днем, ни ночью.  В море на ходу корабля, в строю, на бесчисленных собраниях и политинформациях, на различных вахтах и дежурствах. При  нормальной молодой памяти и рьяном усердии я вышколил весь учебник до запятых. Однако много усилий прилагал на решение задач. И тут словно пришло  второе дыхание: по сравнению с учебой на «гражданке», я их щелкал без задержки.

На уроках физики директор не замечал меня. Я не навязывался и ждал своего часа. И он пришел. Проходили сложный материал, и когда директор спросил, кто выполнил домашнее задание, не поднялось ни одной руки. Я нахально сидел за второй партой в среднем ряду — у него на виду.  По горящим глазам и дернутой  к верху руке он понял и спросил:  «Ты выполнил?»  И тут же пригласил к доске показать решение.  А потом приказал старосте вписать меня в журнал. Тот коротко ответил: «Есть!».

Борьба — это не только кулаками.

И хотя я стал легитимным учеником восьмого класса, но осенью…  Осень на флотах — время  интенсивных учений, походов, службы. Оказалось невозможным совместить учебу на берегу и службу в плавсоставе. Неожиданно на дивизион свалился «облом»: нас перевели из базы под Владивостоком на 50 миль  восточней, в бухту Разбойник.  Мы, матросики,  собрали  свои вещички на берегу в казарме  и покидали их в кубрики, завели моторы и — прощай город, школа, новые друзья и подружки.

Бухта Разбойник оказалась прекрасной в своей дикой, нетронутой  красе. Громадное и глубоководное пространство, окруженное со всех сторон  сопками   и  узким, но достаточным по ширине и глубине проливом, соединяющим ее со всем мировым океаном. Она  могла  быть мечтой всех морских бродяг древности. Ныне там построены все  необходимые  для эксплуатации кораблей служебные помещения. Там базировались два дивизиона торпедных катеров, мы стали третьим.

Когда обжились на новом месте, мои настырные друзья выведали, что в  соседнем  поселке Дунай есть вечерняя школа. В школу можно добраться по проселочной дороге  вокруг бухты. Это расстояние в 14 километров. Есть ближний путь, для этого нужно на шлюпке пересечь горловину пролива, а  там три километра по такой же дороге. Командование новой бригады пошло нам навстречу,  и даже дали для первого знакомства со школой дорогой американский внедорожник  «Студебеккер». Дорога нас разочаровала. По пути два или три оврага с водой, пешком их не одолеть. Только «Студеру» с его тремя ведущими осями. Мы выбрали второй вариант -  шлюпку. Командование ввело в обязанности дежурного на пирсах  переправлять нас  туда вечером и назад ночью.

Школа нас удивила.  В маленьком поселке нашлось только три  педагога, они и поделили между собой все предметы.  При этом один из них — выпускник факультета физической культуры. После такой школы в вузе дальше порога не пустят. Положение наше усугубило еще и то, что пару раз дежурные по причалу забывали приходить за нами на другой берег бухты. И мы ночью, стоя у кромки воды, серыми волками выли на свой родной берег. В первый раз чуть не утопили дежурного, к счастью, обошлось  «воспитательной беседой». Так закончилась  наша и моя попытка завершить среднее образование (хотя бы осилить  с третьего раза  восьмой класс!) в рядах  Военно-морских сил  Родины.

В декабре пришел  приказ о нашей демобилизации, и после пяти лет достойной службы вновь  нас погрузили в товарные вагоны  и повезли через насквозь промерзшее Приморье, Забайкалье, Сибирь и Урал. Нам достался  вагон,  плохо промытый после цемента. Его потолочные щели непрерывно «цементировали» нашу  морскую стойкость. Мы знали, что Родина умеет быть благодарна своим сынам, но не до  такой же степени…  Все же не пешком  десять тысяч верст.

Накануне  Нового года я уже обнимал своих заждавшихся сына родителей. После праздника вернулся на прежнее место знакомой работы, не заморачивая себя новыми  «специями»,  и — в школу.  Вот где меня помнили и встретили по-отечески. Я напросился сразу в девятый класс, и там с пониманием согласились.

ИТАК…  Среднее образование:  ПЕРВЫЙ,  ВТОРОЙ  и  ТРЕТИЙ  классы в нормальной белорусской школе города Витебска, еще до войны;  ЧЕТВЕРТЫЙ и  ПЯТЫЙ едва обозначены  в годы войны и жизни в эвакуации;  ШЕСТОЙ частично (бросил школу и пошел работать) и полноценно СЕДЬМОЙ в ШРМ  города Бузулука;  ВОСЬМОЙ  не закончен, ДЕВЯТЫЙ не начат и полноценно  ДЕСЯТЫЙ класс в ШРМ.  «Аттестат зрелости»  или не дозрелости?  Однако на всю жизнь запомнил: в день сдачи экзамена по математике  утром  поднялся, уставился глазами в окно, закрытое ставнями, и в уме прогнал весь   материал. Все знаю и помню. Бездонный  нагрудный   карман рабочей матросской форменки… Через полтора года стал студентом вуза  и в учебе не знал трудностей.

Позже в вузовской библиотеке прочел афоризм Льва Николаевича Толстого: «Любое образование — самообразование». Гений опередил меня на полвека.  ОДНАКО  любые технические знания можно восстановить в любом возрасте,  ОДНАКО  школьное детство ничем заменить нельзя…

ПОСТСКРИПТУМ     

Окна моей квартиры выходят на улицу Спортивную, где напротив стоит поселковая школа.  Каждое утро без четверти восемь я наблюдаю школу  и деловую суету вокруг нее. Особое восхищение вызывают ученики младших классов. Ухоженные и нарядные, со следами родительской любви, в непрерывном потоке похода за знаниями. Вся улица забита автомобилями, доставившими учеников из  удаленных  мест поселка. Число пассажиров школьных автобусов пересчитываю и огорчаюсь за случайную «недостачу».  И в этом ежедневном и ныне обыденном  можно легко разглядеть, как изменилась наша жизнь. Для меня и моих ровесников  это сказочное превращение. И если бы нам в детстве нарисовали подобную картину, мы бы  в нее не поверили, как, очевидно, нынешним трудно поверить в муки нашей школьной жизни военных лет.  И, может быть, в этом наше общее  счастье.

Нет! Не зря деды-прадеды «нахлебались»  своего.